03 февраля 2020 г.СтатьяКонтакты для прессы: pr@lp.ru

Из-за нерасторопности истца ответчик, который, возможно, прав, проиграет спор. 

23 января «АГ» опубликовала новость об Определении Верховного Суда РФ от 25 декабря 2019 г. № 305-ЭС19-18665 по делу № А40-116882/2017, в котором Судебная коллегия по экономическим спорам представила разъяснения по вопросу о том, с какого дня начинается исчисление срока исковой давности для государственных органов.

В определении рассмотрена стандартная ситуация: Департамент городского имущества г. Москвы просил снести здание спустя много лет после его постройки.

Позиция ВС РФ, на мой взгляд, злободневная и, безусловно, полезная. Правда, назвать ее новой нельзя: Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ дважды выражал ее в постановлениях от 4 сентября 2012 г. (№ 3809/12) и от 18 июня 2013 г. (№ 17630/12). Более того, Коллегия по экономическим спорам ВС РФ также поддерживала ее в Определении от 14 июля 2015 г. № 305-ЭС14-8858.

Тем не менее это не принижает ее значимость. Напротив – если высшая судебная инстанция вынуждена неоднократно высказываться по одному и тому же вопросу, это может свидетельствовать о том, что она напоминает о своих позициях и необходимости следовать им.

На мой взгляд, ВС РФ принял справедливую позицию, поскольку право должно поощрять активных – тех, кто своевременно защищает свои права.

В рассмотренном ВС РФ деле Департамент городского имущества концентрируется лишь на одном из моментов начала течения срока исковой давности – «со дня, когда лицо узнало о нарушении своего права», игнорируя при этом второй – «со дня, когда лицо должно было узнать о нарушении своего права». На мой взгляд, второй момент более важен. В противном случае длительное бездействие лица позволяет значительно продлевать срок исковой давности. Указанный момент начала течения срока особенно важен для госоргана, поскольку к нему должен применяться повышенный стандарт осведомленности.

На то есть ряд причин. Во-первых, государственному органу предоставлены контрольные полномочия, которых лишены обычные участники оборота. Используя их, госорган должен быть лучше осведомлен о нарушении своих прав, чем другие участники, такими полномочиями не обладающие.

Во-вторых, для специализированного органа отслеживание самовольного строительства – один из основных видов деятельности. Его специально создали, чтобы он выявлял самовольные постройки. Соответственно, от него ожидается большее усердие в выявлении таких объектов, чем от обычных юрлиц, которые, в первую очередь, сосредоточены на получении дохода.

В-третьих, обычным участникам гражданского оборота не всегда легко распознать, что строительство было незаконным: здесь требуются специальные знания. Госорган же в этой области профессионал. В совокупности с контрольными полномочиями (получение документов, недоступных другим участникам оборота) проверка его подозрений не должна занимать много времени. В любом случае ему должен потребоваться меньший срок, чтобы выявить самовольную постройку, чем обычному ООО, которое даже толком не знает, какие сведения необходимы и где их получать.

Если компетентный орган, несмотря на имеющиеся контрольные полномочия, выявляет самовольную постройку, скажем, через 10 лет, то только он должен нести риск утраты собственности. Это, в частности, следует из ряда позиций Конституционного Суда РФ.

Так, в Постановлении КС РФ от 22 июня 2017 г. № 16-П прямо указано, что бездействие публично-правового образования создает предпосылки к утрате его собственности. При этом было бы справедливым возложить этот риск на публично-правовое образование, которое должно было предпринять меры по охране своего имущества.

Такая позиция КС РФ перекликается с позицией ЕСПЧ по делу «Гладышева против России». В указанном постановлении Страсбургский суд отметил, что ошибки или просчеты госорганов должны служить выгоде заинтересованных лиц, особенно при отсутствии иных конфликтующих интересов; риск любой ошибки, допущенной госорганом, должно нести государство, и ошибки не должны устраняться за счет заинтересованного лица.

В деле, которое рассмотрел ВС РФ, департамент, по сути, защищал сданную в аренду землю г. Москвы, которую якобы незаконно застроил арендатор, – иными словами, забрал у столицы кусок ее земли. То есть, как и в постановлении КС РФ № 16-П, речь идет о защите публично-правовым образованием его собственности. Поэтому, на мой взгляд, позицию из постановления № 16-П можно применить к обсуждаемому случаю.

Во-вторых, на комментируемую ситуацию распространима правовая позиция, изложенная в Постановлении КС РФ от 24 июня 2009 г. № 11-П. Конституционный Суд РФ подчеркнул, что никто не может быть поставлен под угрозу возможного обременения на неопределенный или слишком длительный срок. Наличие сроков, в течение которых для лица во взаимоотношениях с государством могут наступить неблагоприятные последствия, является необходимым условием применения указанных санкций. То есть даже если речь идет о незаконном поведении, гражданин или юрлицо должны быть защищены от длительной нерасторопности госорганов.

В-третьих, полагаю, что следует также учитывать позицию КС РФ, выраженную в Постановлении от 15 февраля 2016 г. № 3-П, где подчеркнуто, что институт исковой давности – это не только способ обеспечения стабильности гражданского оборота, но и гарантия принципа равноправия. Отсутствие разумных временных ограничений для защиты нарушенных прав, указал Суд, приводит к ущемлению прав ответчиков, которые не всегда могли заранее учесть необходимость сбора и сохранения значимых для рассмотрения дела сведений и фактов.

Изложенная позиция КС РФ особенно актуальна для дел о сносе самовольных построек, в которых ответчикам нужно опровергать отрицательный факт. Как известно, он не подлежит доказыванию – суд признает его правдивость до тех пор, пока вторая сторона не докажет его ложность. Это справедливо, поскольку нельзя доказать то, чего не было, ведь никаких доказательств этого не могло сохраниться. Гораздо легче попросить другую сторону представить доказательство, что это «нечто» существовало, поскольку в таком случае оно обязательно должно было оставить следы в материальном мире.

Применительно к делам о сносе самовольных построек истцу достаточно заявить, что ответчик не получал разрешение на строительство. Последний, чтобы опровергнуть этот довод, должен предоставить нужное разрешение, иначе истцу поверят на слово.

Будет ли это легко, если прошло 10 или 20 лет? Очевидно, что нет. И дело не только в том, что ответчик мог сам уничтожить соответствующие документы из-за истечения срока хранения. Вполне возможно, что за 10–15 лет они могли потеряться (например, при переездах) или быть уничтожены из-за форс-мажора. Шанс на то, что за 15 лет мог случиться пожар, наводнение или ограбление, намного выше, чем вероятность этих же событий за три года. В конце концов, у здания мог смениться не один собственник, и первоначального застройщика, у которого могли бы сохраниться нужные документы, можно не найти либо велик шанс, что за истекший период он был ликвидирован.

Таким образом, получается, что из-за нерасторопности истца ответчик, который, возможно, прав по сути, проиграет спор. Справедливость подсказывает, что так быть не должно, особенно учитывая, что истец – профессионал в своем деле, который все должен делать максимально быстро.

Источник: Адвокатская газета, 31.01.2020г.